Собеседник покачал головой.
— Я занимался лекарствами. Упаковка тетрациклина стоит рублей двадцать. Лекарство старое, производителей много, цена невысокая. А теперь представь: в стране — эпидемия, а ты единственный поставщик! Какой будет цена?
— Власти не позволят.
— А если выбора нет? Другого поставщика? Ты пожалеешь две тысячи, если будешь сдыхать? А если умирают дети, родители? Это не сто процентов рентабельности! Это тысяча! Можно и больше! Понял, Ахмед?
Посетитель кивнул.
— Князева брать немедленно, а также всех, кто знает о проходе! Соседи, друзья…
— Соседи не знают. Друзей у Князева нет.
— А этот… Кацман?
— Его трогать не надо: вони будет — не отмоемся. Сам будет молчать: жизнь научила.
— Нотариус?
— На подхвате у Князева. Позаботимся.
— Как сделаешь, дай знать. Я буду неподалеку.
— Хорошо! — Ахмед встал. — Только учти, по-мокрому не работаю! Не хочу сдохнуть в Белом Лебеде, как Салман.
— Ему не надо было перед камерами торчать! Строил из себя генерала, прыщ! Добился, что вся Россия возненавидела! Деньги делают тихо…
— Все равно! — сказал Ахмед. — Не буду.
— Десять процентов!
— Десять ты обещал Зотову. Предложи ему! Пятьдесят!
— За пятьдесят я армию найму.
— Которая тебя и продаст! Сорок!
— Двадцать, и ни процентом больше!
— За двадцать я тебя с Князевым познакомлю — и говори с ним сам!
— Я его куплю.
— Амир пытался. Никому не под силу приручить волка. Тридцать — только из уважения к тебе!
— Двадцать пять — из такого же уважения!
— Хорошо! — сказал Ахмед. — Но я в курсе операций.
— От тебя скроется! — хмыкнул хозяин кабинета. — Зачем так говоришь? Обижаешь! Давно друг друга знаем.
— Вот именно! — подтвердил Ахмед и вышел.
Аслан Саламович подошел к стене и вперил взгляд в картину, состоявшую из клякс и загогулин.
«Завтра же сниму! — решил с удовольствием. — Повешу джигита в бурке — и пусть они обоссутся!»
Он засмеялся, представив себе эту сцену.
Сергея ранили при отходе. Пуля чмокнула его в бок — туда, где у «броника» нет стальных пластин, прошила грудь и вышла за ключицей — стреляли снизу. Сергей сумел добежать до «зеленки», свалился уже там. Я стащил с него уже ненужный «броник», наскоро перевязал и взвалил на спину. За нами не гнались: «духи» занялись грузом. Ради него они и устроили засаду, и весьма удачно: прикрывавший колонну БТР сожгли сразу, а по грузовикам дали столько огня, что уцелели немногие. Выход оставался один: драпать со всех ног, что мы и сделали. Сереге не повезло…
Форы у нас было немного. «Духи» соберут трофеи, затем — погоня. Раз стреляли вслед, значит, заметили. Связи у нас не было — рацию разбило пулей, до ближайшего блокпоста — десять километров по прямой. По прямой — только по воздуху. Дорога на земле поднималась в горы, затем спускалась в ущелье, а после петляла по склонам, как след бычьей мочи на дороге. Будь Серега на ногах, мы б ушли — не впервой. Но он лежал у меня на плечах, а это ситуацию меняло. Радикально.
Свой «броник» я тоже бросил — тащить его было глупо, а вот боеприпасы забрал. Лишних патронов на войне не бывает. Вместе с Сергеем это тянуло под центнер — далеко не убежишь. К горе я все же успел. Пули ударили в каменный склон, когда я поднимался по тропе. Я не стал останавливаться — стреляли издалека. У кого-то из «духов» при виде «гяуров» сдали нервы. Под визг рикошетов я поднялся на гребень и здесь залег. «Духи» этого не заметили, или в зобу дыханье сперло — добыча так близко! — и повалили вверх. Я дал им добраться до середины склона. Во-первых, следовало отдышаться, во-вторых, «СВД» у меня не было. «Калаш» хорош в ближнем бою, на дальней дистанции от него толку мало. Первый из преследователей был метрах в ста, когда я нажал на спуск. Он сунулся рожей в камень, остальные залегли и открыли пальбу. Стрелять вверх им было неудобно, а я использовал одиночный огонь — так заметить стрелка труднее; пока они наугад пахали пулями гребень, я положил еще двоих. После чего меня вычислили и стали гвоздить. Меня осыпало каменной крошкой, она покарябала щеки и едва не выбила глаз, но дело было сделано: они застряли. Я отполз в сторону, выпустил навесом все гранаты из подствольника — больше для страху, чем в надежде попасть. Помогло. Они поняли, что враг жив, сдаваться не собирается, и прекратили огонь. Спустя минуту я выглянул из-за гребня: они спускались, волоча убитых и раненых.
Один я немедленно ушел бы, но Сергей связывал руки. Вернее, ноги — им досталось больше всего. Не приходилось сомневаться: пути отхода нам перекрыли. «Духи» прекрасно знали, куда мы идем, а также то, что мы без связи. В противном случае прилетела бы «вертушка». Оставалось ждать темноты.
Сергей очнулся к вечеру. Пользуясь передышкой, я его заново перевязал, предварительно вколов промедол, — он проспал три часа.
— Где мы? — спросил Сергей.
Я объяснил.
— Тропу перерезали?
Я не стал скрывать.
— «Вертушек» не будет, — подытожил он. — Песец. Уходи!
— Ага! — сказал я. — Счас!
— У меня голова кружится и знобит — крови много потерял. Все равно песец. Ты прорвешься. Оставь мне гранату, а еще лучше — ввинти запал для растяжки, сними чеку и сунь мне под спину. Они перевернут…
— Заткнись! — посоветовал я.
Он умолк и облизал губы. Я достал флягу и вылил ему в рот остатки воды: при потере крови очень хочется пить.
— Оставил бы себе! — укорил он, когда фляга опустела.
— Себе добуду! — успокоил я.