— Ну и хрен с ней! Хотите жить в коммунизме, живите! Только я не подписывался! Отправьте нас домой! Обещаю секретов не выдавать!
— Дело не в них! Политбюро считает: в предстоящей войне ты станешь сражаться на стороне врага, а с учетом навыков, полученных тобой в Российской Федерации, нанесешь нам значительный урон. Я разделяю это мнение.
— Родион! — сказал я. — Ты же умный мужик! Если все знаете и понимаете, зачем война? Поднимайте урожайность!
— Для этого нужно сменить строй. Семьдесят лет мы отрицали частную собственность, три поколения выросли на этих идеях. Думаешь, легко поменять в одночасье? К тому же у перемен есть серьезные противники.
— Генеральный секретарь?
Он промолчал, но я понял, что угадал.
— В СССР такие препятствия устраняли…
— Будем считать, что я этого не слышал, — сказал Семенихин. — Илья, это не роман и не кино, в жизни таким решениям противостоит много препятствий.
— Например?
— Честь и достоинство офицера, присяга, наконец. Ты слабо представляешь, что такое Генеральный секретарь в нашей стране. Тридцать лет он правит Союзом и в представлении людей стал богом. За один намек на заговор меня пристрелят мои же подчиненные! Курочкин — честный и бескорыстный человек, он искренне верит в коммунизм и желает своим людям добра.
— Поэтому отправит их на бойню?
Семенихин вздохнул.
— Сам ты думаешь иначе!
— Не надо меня агитировать! Ты знаешь, какое ведомство я возглавляю. Много лет мы засылаем агентов в Новую Россию. Знаешь, какая главная проблема возникает потом? Заставить их вернуться! Они не хотят на Родину! У вас несправедливое устройство, но жить легче и сытнее. Можешь считать это государственной изменой, но мне плевать, какой общественный строй будет у нас. Главное, чтоб людям было хорошо, чтоб они были сыты и довольны. Чтоб были равенство и справедливость.
— Я слышал подобное от одного жандарма.
— Зубов? — усмехнулся он. — Не удивительно. На таких должностях дураков не держат. Зубов, как и я, не хочет войны, однако она начнется. Решения принимаем не мы.
— Что потом? Установите коммунизм на завоеванной территории? Через год голодать будут все: где коммунизм, там всегда голод. Веи и без того вас не жалуют, а после такого возненавидят. Начнется партизанское движение, а это новые жертвы, разруха, болезни.
— Не уговаривай, Илья! — сказал он. — Сделай я то, на что ты намекаешь, ситуация не изменится. От нас по-прежнему будут требовать золото, делать все, чтоб мы отдали рудники и все ценное, что есть в Союзе. Не получится шантажировать хлебом — найдут другое средство. Разве не так? Ты в состоянии повлиять на политику царя?
Я отрицательно покачал головой.
— Тогда спорить не о чем! Война… Войны кончаются не так, как надеются те, кто их развязывает. Посмотрим! Хочу предупредить: не вздумай бежать! Получится как в России — до первого полицейского. У вас с Антоном приметная внешность.
— Посты можно обойти.
— Без карты и знания местности? Не надо усложнять. Ты летаешь на самолете?
— Учился.
— Как долго?
— Совсем мало. Взлет — посадка, да и то с трудом.
— Достаточно. Командующий ВВС жалуется: катастрофическая нехватка кадров! Новый род войск, не успеваем готовить. Особенный дефицит в мотористах. Самолеты плохо готовят к полетам, они терпят аварии, гибнут пилоты. Ты ведь разбираешься в моторах?
— Любой, кто ездил на «Жигулях», разбирается. У них моторы сложнее ваших.
— Замечательно! Сейчас мы вернемся в квартиру, где вы с Антоном напишете письмо Генеральному секретарю. Поблагодарите за гражданство, выразите желание быть полезными Отечеству. Сообщите о своем умении ремонтировать моторы.
— Нас не отправят на завод?
— Это моя забота.
— Родион, — спросил я, — зачем ты это делаешь?
— Еще месяц твоей пьянки — и от меня потребуют принять меры. Тебя сошлют куда-нибудь в горы, где ты благополучно загнешься через год-другой. Это несправедливо. Спасение миллионов жизней заслуживает лучшей награды. Моя служба не знает сантиментов, но будем считать, что ты мне понравился. Мне интересны люди, которые на «ты» с жандармами враждебных стран. В определенной ситуации это может пригодиться. Держи! — Он достал из кармана «глок».
Я взял пистолет. На ствольной коробке аккуратной вязью шла надпись: «Князеву И. С. от правительства ССП». Я извлек обойму: заряжен.
— С такой надписью не посмеют забрать! — пояснил Семенихин. — Но постарайся без стрельбы!
Я кивнул и спрятал «глок» в карман.
— Антона, если хочешь, можешь оставить. Так безопаснее.
— Нет! — сказал я. — Вы его обязательно жените. Подсунете спортсменку, комсомолку или, того хуже, члена партии. Мне дорог мой товарищ!
— Тебе бы в цирке выступать! — сказал Родион, вставая. — Клоуном.
— Лучше тигром! — возразил я. — Прыгнул, рыкнул — и отдыхай!..
— Мы не можем держать прислугу, — сказал Рик. — Извини, Пров!
Мажордом почесал бакенбарды.
— Мы получаем пособие от казны, — продолжил Рик. — У меня — жалованье. Этого мало. Слуг придется рассчитать, в том числе и тебя.
— Кто будет вести дом?
— Сами. Мы умеем.
— Убирать, стирать, кухарить?
— В станице обходились без слуг.
— У вас был маленький дом, а вы числились вахмистром. Сейчас вы офицер, а Ульяна Ивановна — барышня-ари. Вы станете запрягать лошадь, а она — хлопотать на кухне? Это неприлично, мало того, вы не справитесь.
— Как быть? — спросил Рик.
— Чтоб держать горничную и кухарку, денег хватит. Ульяна Ивановна избавится от хлопот и продолжит учебу. Выезд тоже нужно оставить — офицеру неприлично ходить пешком.