— Илья Степанович! Ваше высокоблагородие!
Чин капитана даровали мне сегодня, но незнакомец это знал.
— Чем обязан?
— С вашего позволения… Купец первой гильдии Буров Нил Семенович. — Буров поклонился и шепнул: — Я насчет кино.
— Идемте! — кивнул я.
Мы поднялись на второй этаж. Купец семенил, отстав на шаг, всем своим видом выражая почтение. Мы зашли в номер. Заранее распакованная плазменная панель стояла на столе, выступая за его края. Колонки размещались на полу. Я усадил Бурова в кресло и щелкнул пультом.
— Вы смотрите, а я умоюсь и перекушу. Устал, голоден.
— Занимайтесь! — замахал он руками. — Не обращайте внимания!
Я нашел в списке фильм, показал гостю, как регулировать звук, и отправился в ванную. Сбросил одежду и вытянулся под струей воды, ощущая всей кожей ее ласковую прохладу. Полежав немного, я с огорчением выбрался из ванны. Хотелось есть, к тому же меня ждали. Надевать пропотевшие рубашку и пиджак я не стал. Постояльцам гостиницы полагался халат, я облачился и вышел в гостиную. На экране плазмы бегали синие люди с хвостами, Буров следил за ними, выпучив глаза. Я позвонил портье и заказал ужин.
Я доедал десерт, когда в дверь постучали. На пороге стоял человек в визитке, жилете и белой рубашке с темным галстуком. Волосы его были расчесаны на прямой пробор и смазаны. Второй гость в отличие от первого был высок и худощав, но уши были точно такими же.
— Гущин Мефодий Анкидинович! — отрапортовал он. — Купец первой гильдии. Я насчет кино.
— Уже пришли, — уведомил я, — смотрят.
— Кто? — Гущин рванулся в номер, едва не сбив меня с ног.
— Нил! — завопил он, увидев Бурова. — Пройдоха! Как смел? Это мое дело!
— С какой стати твое?! — крикнул Нил, вскакивая. — Думаешь, раз даешь жандармам хабар, так все захватил?..
— Я? Хабар?! — побагровел Мефодий. — Это ты челядь дворцовую подмазываешь, чтоб дорогу мне перебежать! Да я тебя!..
Мефодий вцепился в визитку Нила, тот не остался в долгу. Гости завозились, таская друг дружку за лацканы.
— Выгоню! — пообещал я. — Обоих!
Купцы замерли. Я взял пульт и выключил панель.
— Сели! Живо!
Купцы уселись на диван, бросая друг на дружку испепеляющие взгляды. Я притащил стул и устроился напротив.
— Кто из вас от Зубова?
— Я! — поднял руку Мефодий. — А этот самозванец!.. — Он бросил испепеляющий взгляд на Бурова. Тот облизал губы.
— Я проведал, что его высокоблагородие сегодня демонстрировал его императорскому величеству фильму с применением новомодного устройства, за что был удостоен высочайшей милости…
— От лакея узнал! — хмыкнул Гущин. — А меня вот сам Яков Сильвестрович прислали-с. Да-с.
— Чем я тебя хуже? — обиделся Буров. — В нашем деле кто первым успел, тот и съел!
— Вот тебе! — Гущин скрутил ему фигу. Буров не замедлил ответить.
— Выгоню! — напомнил я.
Купцы фиги убрали.
— Панель у меня одна, — сказал я. — Распилить не получится.
— Не надо пилить, ваше высокоблагородие! — подскочил Буров.
— Илья Степанович! — уточнил я.
— Хорошо-с! Не затем пришел, чтобы купить. Ему продайте! — Нил указал на Гущина. — Зачем мне одна? Много надо! Мы, Илья Степанович, с вами кумпанство организуем по прокату фильмов.
— Это почему с тобой?! — вскочил Мефодий.
Я поднял руку, и купцы умолкли. Купленную за свои деньги панель я планировал выгодно продать — это и была идея Зубова. Он же обещал найти покупателя. Местные купцы сообразили лучше. Для большого зала панель не годится, но можно открыть много маленьких. Можно установить в ресторане или кафе, извлекая дополнительную прибыль от продажи еды и напитков, как то делают в нашем времени. Это общество отстало от нашего на сто лет, но предприимчивые люди были такими же. Без них не обойтись.
— Знаете, откуда это? — Я указал на панель.
Купцы кивнули. В их глазах я выглядел таким же пройдохой, только более ловким. Личность проходчика сохранялась в тайне, купцам знать ее не полагалось. Официальной легендой было рождение в отдаленном северном поместье мальчика-ари, его возрастание у подножия гор, где много-много диких обезьян, ущербное образование, полученное от любящих родителей, не отпустивших единственное чадо в развратный Петроград. Этим объяснялось нежелание отпрыска писать от руки, его неосведомленность о реалиях Новой России, а также отсутствие приличных манер. Со смертью родителей Илья Степанович Князев вырвался в свет. Зубов, разработавший эту легенду, не больно-то старался: разоблачать самозванца было некому.
— Проход в Старый Свет под опекой государства, а тут коммерческий интерес, — напомнил я.
— Не беспокойтесь! — заверил Гущин. — Яков Сильвестрович обещал содействие! — Он самодовольно глянул на Бурова.
— Понадобятся деньги. Много.
— Это пожалуйста! — Нил достал бумажник, а из него — узкую книжицу. — Мой вексель в любом банке учтут!
— Почему твой?! — нахмурился Гущин.
— Закончили, мужики! — сказал я. — К делу! Бумага и перо здесь найдутся?
Они смотрели недоуменно.
— Договор писать, — пояснил я. — О создании закрытого акционерного общества в составе трех учредителей. Только, чур, я диктую! — Купцы удивленно уставились на меня. С чистописанием у меня не очень, — пояснил я, смутившись. Смущение было искренним, и ему поверили…
Рик плюхнулся в стоячую, покрытую тиной воду и побрел, разгребая ее руками. Следом посыпались в болотину остальные.
— Смелей! — прикрикнул я. — Танки грязи не боятся!